...
послушай, послушай. она для него – родная.
и он ее всё-таки очень сильно любил.
он письма писал ей, скучал, сам того не желая,
и знал ее ярче всех собранных вместе светил.
он знал ее волосы, руки, ловил ее пылкие речи,
страдал от бессилья, когда уходила в слезах.
и каждый совместный – безмерно счастливейший вечер
он помнит. и помнит она отраженьем в глазах.
и как ни старайся – ее не закрасишь какой-нибудь краской,
она так останется в памяти этих ужасных систем.
она уходила, сто раз уходила – как в сказках,
и просто однажды взяла и ушла насовсем.
послушай, послушай, она для него – родная,
и ты ее, милая, попросту не ненавидь.
она подарила ему бесконечные контуры рая,
ему теперь только осталось, что преданно пить.
ему теперь только осталось, что ждать в перекрестках,
что вдруг передумает, вдруг передумает и позвонит.
она уходила, сто раз уходила – непросто
понять, что на этот раз стал неисправен магнит.
и больше ее не притянет, она не вернется,
кострище завянет, останется темной отметкой зола.
и пусть же теперь она лишь заходящее солнце,
и пусть где-то в прошлом, но всё-таки, знаешь, была.
послушай, послушай, она для него – родная,
и факт, к сожалению или же к счастью – неоспорим.
и пусть о последних объятьях никто не узнает,
он просто любил ее, будучи ею любим.
